The Problems of Historical Poetics

22-37

Authors: Юлия Николаевна Сытина

Повести И. И. Панаева «Дочь чиновного человека» и В. Ф. Одоевского «Живописец» были опубликованы в журнале «Отечественные записки» в 1839 году. События в них разворачиваются в Петербурге того времени, центральной становится тема творчества, проблема выражения идеала, обретения и сохранения художником самобытности, несмотря на непонимание и натиск толпы. Вместе с тем при внешнем сходстве эти повести являют собою пример того, как за внешней религиозностью скрываются философия и мироощущение не вполне христианские, а за ярко романтически окрашенным текстом проступают православные ценности. Если внешне Одоевский близок немецкому романтизму, то, как показывает анализ поэтики «Живописца», глубинно-мировоззренческие, духовные нити связывают писателя с Православием. Для Панаева же внешней становится скорее христианская традиция. Непосредственное введение евангельского текста в повествование позволяет ему возвысить «положительных» героев, придать повествованию торжественный пафос. Однако мировоззренчески писатель отходит от православных ценностей, культивируя вслед за Фихте превосходство творческой личности над окружающими. Конфликт художника и толпы у Панаева обретает социальный подтекст, предвещая развитие «натуральной школы».

59-75

Authors: Антонелла Кавацца

Понятие ложь соотносится в романе Ф. М. Достоевского «Бесы» с понятиями правда / истина, что указывает на скрытую связь романа с евангельскими текстами, в отрыве от которых невозможно воспринять глубинный смысл этого произведения. В романе слово «истина» часто используется в контексте с понятиями «вера» и «народ». Эти понятия входят в концепт почвы, лежащий в основе теории почвенничества, и связаны с идеей мессианства России. Основанные на ложных понятиях поступки и слова «бесов» (Ставрогина, Петра Верховенского и других членов революционной ячейки) пересекаются и взаимодействуют с поступками и словами Шатова, «нового человека», принявшего Истину Христа. Достоевский постоянно ставит перед читателем вопросы: где правда и в чем она? что есть истина? Ложь и правда как таковые в романе не противопоставлены, но служат проявлению евангельской Истины.

91-106

Authors: Наталья Владимировна Михаленко

Созданные с агитационной целью плакаты «Сегодняшнего лубка» и «Окна РОСТА и Главполитпросвета» представляют собой вербально-визуальное единство. Многие художественные принципы, выработанные в военных плакатах В. В. Маяковским, К. С. Малевичем, Д. Д. Бурлюком, В. Н. Чекрыгиным, И. И. Машковым, А. В. Лентуловым, были развиты в работе над плакатами периода гражданского строительства Советской республики 1919‑1922 гг. В. В. Маяковским, И. А. Малютиным, А. М. Лавинским, А. С. Левиным, О. М. Брик и др. Одной из характерных черт и тех и других плакатов было использование библейской и иконописной символики. Если в военном лубке эти черты фрагментарны (колористическое противопоставление врагов и героев, иконописная трехцветная гамма для изображения русских, контраст по динамике противоборствующих сторон, отдельные иконописные элементы), то «Окна РОСТА» наполнены библейскими оборотами (например, «свет истины», «солнце правды» и др.), имитируют торжественный слог псалмов, повторяют цветовые и композиционные иконописные приемы. Тем самым Маяковский подчеркивал значимость труда рабочих и крестьян, возводил дело мирного строительства к обретению земли обетованной.

122-134

Authors: Яна Александровна Юферева

Актуальность настоящего исследования обусловлена малой изученностью поэтики лагерной прозы О. В. Волкова. В статье исследована роль евангельских заповедей в определении нравственного облика человека в автобиографическом романе Волкова «Погружение во тьму» (1987): выявлены трансформации духовного состояния человека в тоталитарном государстве и в условиях лагерного заключения, проанализированы образы праведников, носителей христианских добродетелей, их место в современном писателю обществе. Евангельские заповеди представлены Волковым в романе не только как мерило духовно-нравственных качеств личности человека, политического и социального устройства, но и основание будущего духовного возрождения России. Автор раскрывает преображение личности через обретение веры в условиях несвободы и лагерной системы, отмечает факты эволюции нравственного состояния приспособленцев и потребителей. Сюжет романа осознан писателем как крестный путь, ведущий к духовному возрождению России.

135-148

Authors: Ольга Валерьевна Закутняя

«Правдивая история Деда Мороза» в основе своей — попытка соединить популярное изложение истории страны для детей и подростков с художественным повествованием. Основой для последнего служат элементы так называемой календарной прозы: рождественского и святочного рассказов. Используя внешние атрибуты такой прозы (например, приуроченность действия к определенному времени года) и ассимилируя ее ценностные установки (приоритет дома и семьи), авторы создают внутренне непротиворечивый «миф» о главном новогоднем персонаже, который становится связующим звеном поколений. В «Правдивой истории Деда Мороза» происходит эволюция в трактовке основных элементов календарной прозы. Главным событием в начале повести становится чудо преображение героя, обыкновенного человека, в волшебника Деда Мороза — дарителя подарков и исполнителя желаний. Вместе с тем в «Правдивой истории…» почти не используется мотив помощи бедным и обездоленным, столь распространенный в рождественском рассказе XIX — начала XX вв., что позволяет говорить об эволюции содержательного плана этого вида прозы. В результате исследования «Правдивую историю…» можно отнести к жанру новогодней сказочной повести, совмещающему элементы малой календарной прозы и большого романа.

20-37

Authors: Ольга Владимировна Захарова

В XVIII—XIX вв. были предприняты попытки освоения фольклорных героев и жанров в литературе. Одним из таких произведений явилась поэма Н. А. Радищева (1801), персонажем стал былинный герой Чурила Пленкович. Подражая фольклорной и литературной традиции (Гомеру, Вергилию, Ариосто, Вольтеру, Виланду, В. А. Левшину, И. П. Богдановичу), автор соединил в своем сочинении образы и мотивы таких жанров, как былина, волшебная и литературная сказки, героическая и комическая поэмы. Используя фабулу и сохраняя основные мотивы левшинской повести, поэт вводит в свое сочинение мифологические и сказочные образы (Змей Горыныч, Яга, Лель (Лельо), Лада), дополняет повествование новыми мотивами, дает мотивировки поступкам героев. Из сказочных типов Радищев создал литературных героев, наделил их характерами, представил их страдания, переживания и чувства. Чурила Радищева утратил почти все признаки богатыря, он — литературный герой: красивый и привлекательный, пылкий и чувствительный юноша, в него влюблены Прелепа и Яга. Его подвиги воспроизводят фабулу любовно-авантюрного романа, они вдохновлены богом любви Лельо, который одаривает богатыря волшебной силой. В результате этих трансформаций возник оригинальный сказочный сюжет и жанр произведения. Автор точен в жанровом определении: его Чурила — герой богатырской повести в стихах, созданной на основе фольклорной и литературной сказки.

55-67

Authors: Елена Александровна Масолова

В повестях Л. Толстого 1880-х гг. колоративы обретают негативную семантику. Используемый в начале повести «Смерть Ивана Ильича» желтый цвет настраивает читателя на повествование о движении к смерти. В «Крейцеровой сонате» этот цвет усугубляет нравственные страдания Позднышева, воплощает обман и похоть. В «Дьяволе» указание на желтый цвет лица Лизы передает негативное отношение Иртенева к ней. Розово-зеленый кретон «фешенебельной» гостиной в «Смерти Ивана Ильича» теряет свою помпезность в доме покойного. Белый цвет одежды в повести, изначально ассоциировавшийся у героя с уверенностью в завтрашнем дне, вызывал у больного неприязнь и воспринимался как подтверждение душевной черствости людей. В «Крейцеровой сонате» белый цвет, присутствовавший в портрете Трухачевского, еще больше настраивал Позднышева против него. В «Дьяволе» сопровождавший Лизу белый цвет начал восприниматься Иртеневым с раздражением. Семантика красного в «Крейцеровой сонате» тревожна, зловеща, связана с развратом и ложью. В «Дьяволе» описание одежды красного цвета заменяет портретную характеристику Степаниды; для Иртенева красная панева и красный платок любовницы стали воплощением дьявольского соблазна. В «Смерти Ивана Ильича» черный цвет — атрибут душевного и физического нездоровья героя — начал соотноситься с образом «черного мешка», поглотившего человека. В «Крейцеровой сонате» инфернальная черно-красная гамма усиливает ощущение трагедии. В «Дьяволе» черный цвет выявляет возрастающую зависимость героя от наваждения. Колоративы с корнем «свет-» в «Крейцеровой сонате» связаны с прозрением Позднышева относительно своей семейной жизни, основанной на обмане. В «Смерти Ивана Ильича» свет избавляет умирающего от страха смерти и дарует ему радость слияния с миром. В рассмотренных повестях Толстого представлена цветопись, а не колоративный код. Не все колоративы выступают в характеризующей и проспективной (предуведомляющей) функциях.

80-91

Authors: Юлия Константиновна Вуколина

Статья посвящена поэтике заглавия рассказа И. С. Шмелева «Лик скрытый». Анализируются идейно-тематические аспекты заглавия, раскрывающие художественную структуру данного произведения. Рассказ получил название «Лик скрытый» во второй, финальной, машинописной редакции (в ранней редакции он озаглавлен «Отпуск»). Писатель делает акцент на внутреннем, коренном переломе в сознании главного героя, а не на внешних событиях. Эта интенция реализуется в идейной структуре художественных образов: автор излагает философию героев по принципу «тезис—антитезис—синтез». Однако присутствует и четвертая точка зрения, стоящая над остальными и находящаяся вне этой системы имманентных отношений и теоретических суждений персонажей, — православная. В тексте выявляются несколько семантических уровней образной системы рассказа, которые актуализируются в концептах «лик», «лицо», «личина». Лик скрытый — не что иное, как образ Божий, заключенный в каждом человеке, его истинная, изначальная суть. Таким образом, в заглавии рассказа раскрывается авторская целеустановка Шмелева.

105-118

Authors: Екатерина Константиновна Агапитова

Статья посвящена особенностям поэтики романа А. А. Кондратьева «На берегах Ярыни», в частности влиянию поэтики народной несказочной прозы (быличек) и фольклорной волшебной сказки на форму и содержание этого «демонологического» романа, как его охарактеризовал сам автор. От быличек в романе А. А. Кондратьева осталось этнографическое наполнение, а законы формирования фантастического мира заимствованы им из волшебной сказки. Особое внимание уделяется проблеме «границ» — главному закону волшебной сказки, четкому разделению на «свое» и «чужое». В данном романе роль границы играет Ярынь — контаминация реальных рек Горыни и Яруни и архетипического образа Реки. Также подробно рассматривается еще один закон сказочной поэтики — требование держать данное слово и не нарушать запрет. Именно несоблюдение запрета является двигателем сюжета романа и тем, что приводит персонажей к смерти, точнее к переходу в другое состояние души, поскольку персонажи романа могут существовать в трех формах: человек, нечисть, нежить. Так формируется вечность, постоянность и принципиальная повторяемость мира "На-берегах-Ярыни".